Жила-была в уютном домике добрая повариха. Раз как-то решила она сотворить на своей тёплой кухоньке кое-что особенное. Насыпала муки, налила воды, добавила патоки да имбиря, и всё это свела в большой миске. Капельку водицы — чтобы масса стала гладкой, да потом ещё горсточку муки — чтобы вышло как раз впору. Щепотка соли, щепотка пряностей — и стала она мешать да мешать, пока тесто не стало мягким да золотистым.

Раскатала повариха тесто в тонкий, ровный пласт. Взяла свои квадратные формочки — вырезала квадратные пряники для мальчишек, а круглыми формочками сделала круглые пряники для девчонок. Улыбнулась и говорит: «А Бобби я испеку пряничного человечка». Взяла кругленький кусочек для туловища, поменьше — для головы, да и шейку аккуратно обозначила. Ещё два кусочка стали ножками: вытянула их, придала ступни, даже крошечные пальчики не забыла. Два кусочка поменьше пошли на ручки — с ладошками и пальчиками.

За голову взялась особенно старательно: сверху надела ему кудрявую сахарную шапочку, по бокам прилепила по маленькому ушку. Слепила носик, а вместо рта вдавила большую, наливную изюминку. На глазки положила два блестящих жареных миндальных орешка, а для озорных ресничек посыпала крошечными зёрнышками тмина — и глядит он сразу живой да весёлый.

Как закончила, глядит — такой уж смешливый и смышлёный вышел пряничный человечек, что поварихе даже почудилось: не замышляет ли он проказу. Квадратные и круглые пряники она уложила на противень, а самого человечка поставила в самый дальний уголок духовки — на всякий случай, если вдруг вздумает улизнуть.

Посадив всё в печь, повариха поднялась наверх мести гостиную. Мела, мела — и тут часы как пробьют двенадцать! Вдруг вспомнила про пряники. «Ай-ай, да ведь сгорят в уголь!» — вскрикнула она, уронила метлу и стрелой кинулась на кухню.

Открыла дверцу печи: квадратные пряники — в самый румянец, круглые — тоже что надо. А в уголке стоит пряничный человечек — весь пропёкся, подзагорел, глазки-тыквинки… да нет, тминные зёрнышки блестят, а рот-изюминка так и светится проказой.

Только распахнула она дверцу, как пряничный человечек — прыг да скок — и был таков! Перескочил и через квадратные пряники, и через круглые, перепрыгнул через руку поварихи — и давай по кухонному полу во весь дух, сколько его маленькие ножки несут. А задняя дверь настежь, и на солнце сверкает садовая дорожка.

Повариха обернулась, как могла, да не поспела: и растерялась, и на ноги уж не так быстра. А прямо поперёк порога, в тёплых лучах, дремала кошка Мышеловка.

— Мышеловка, Мышеловка! — кликнула повариха. — Лови пряничного человечка! Он для Бобби! Сначала Мышеловке показалось, что это ей снится, — она лениво перевернулась на другой бок. Повариха опять зовёт:
— Мышеловка, Мышеловка!
Тут кошка вскочила, да только обернулась — а пряничный человечек уж шмыгнул у неё под самым хвостом и стрелой метнулся по садовой дорожке.

Мышеловка завертелась, кинулась следом — всё ещё сонная и сама не зная толком, за кем гонится. А за ней и повариха — бежит, как может, изо всех сил.

По садовой дорожке несётся пряничный человечек, ножки мелькают, только пыль летит. И кричит:
— Бегите, бегите, сколько хватит сил! Не поймать вам меня — я Пряничный Человечек!
За ним — кошка Мышеловка, следом — повариха, да только не угнаться им за проворным беглецом.

В конце садовой дорожки, у тёплых камней, на солнышке растянулся пёс Таузер. И зовёт повариха:
— Таузер, Таузер, останови пряничного человечка! Он для Бобби!

Таузер всё ещё дремал на солнышке, когда повариха кликнула: — Таузер, Таузер, останови пряничного человечка! Он для Бобби! Сначала Таузер только перевернулся на другой бок, громко, сладко храпнув: почудилось ему, будто зовут его во сне. Но как опять крикнула повариха: — Таузер, Таузер, задержи его, задержи! — тут пёс встрепенулся, вскочил на лапы, готовый помочь.

А Пряничный Человечек не зевал: высматривал да ждал своего мигу. Только пёс поднялся — а он уж тихонько проскользнул у него меж лап да и вскарабкался на самую верхушку каменной садовой стенки. Таузер моргнул, оглянулся, а видит лишь — к нему несётся кошка Мышеловка, а за ней спешит повариха.

Подумал Таузер, что кошка шкодничала, — гавкнул и стрелой за Мышеловкой. Бедной Мышеловке ни остановиться, ни свернуть — столкнулись они, завертелись клубком: лай, мяуканье, лапы мельтешат. Такой поднялся шум да вихорь, будто огненные колёса в праздник завертелись!

Повариха, что бежала во всю прыть, тоже затормозить не смогла: споткнулась — шлёп! — прямо поверх собаки да кошки. И покатились они втроём, кувыркаясь да ещё и хохоча: Мышеловка выбиралась коготками, Таузер извивался, стараясь выползти, а повариха смеялась и всех распутать пыталась.

А Пряничный Человечек тем временем стоял себе высоко на стенке, сунув крошечные ручки в карманы, да посматривал на потеху внизу. Глазки-тминки искрятся весельем, рот-изюминка пузырится смешинкой. — Бегите, бегите, сколько хватит сил! Не поймать вам меня — я Пряничный Человечек! — крикнул он, важничая.

Немного погодя Мышеловка выскользнула, вся взъерошенная да уставшая, подумала, что с неё погони на сегодня довольно, — и крадучись пошла назад, в кухню, досыпать. Таузер, у которого нос был исцарапан, наконец выпутался из-под поварихи, поднял глаза — и как раз увидал Пряничного Человечка на стенке! Гавк — и он уже мчится к ограде; а повариха, хоть платье у неё порвалось да щёки расцарапаны, поднялась и следом — не намерена сдаваться.

Увидел Пряничный Человечек, что пёс наскакивает, — шасть на ту сторону стенки, мягко бух в зелёную траву, и ну через поле наутёк: ножки — мельк-мельк. Посреди поля стоит высокое дерево, а под деревом — обезьянка Джокко: глаза во все стороны — любопытствует.

— Джокко, Джокко, останови пряничного человечка! — закричала повариха. Джокко как прыгнет — так и перелетел через самого беглеца да с удивлением бух прямо на спину Таузеру! Таузер взвизнул, обернулся да щёлкнул зубами — слегка за кончик хвоста. Джокко загалдел, соскочил, хвостом потряс, сердито зафыркал.

А Пряничный Человечек хихикнул да к дереву скорей. «Знаю я, псу по деревьям не лазать, и поварихе — тоже, — думает. — А вот насчёт обезьянки не уверен!» И полез — рука за рукой — всё выше да выше, на самую верхушку.

Но и Джокко проворен да сметлив. Один упругий скачок — и он уже на нижней ветке, да дальше шмыг-шмыг — карабкается следом за Пряничным Человечком. Тот оглянулся вниз и снова крикнул: — Бегите, бегите, сколько хватит сил! Не поймать вам меня — я Пряничный Человечек! — так в себе уверился, что и не заметил, как близко подступила обезьянка.

А Джокко — ну прямо молния. Раз — и он на нижней ветке, два — в один миг взметнулся по стволу на самую макушку, прямо за Пряничным Человечком. Тут уж наш беглец увидал Джокко — да юрк на самый кончик ветки. Крошечные пряничные пальчики вцепились что есть силы; висит, держась одной рукой, а глазки-тминки распахнулись от тревоги.

Джокко, обезьянка смышлёная, раз — и повис вниз головой под веткой, вытянул длинную, ласковую лапку. Не успел Пряничный Человечек и рот-изюминку раскрыть, чтоб крикнуть: «Бегите, бегите, сколько хватит сил!» — а Джокко уже подхватил его ловко да высоко над головой поднял. Глядит на него Джокко своими круглыми любопытными глазами — и будто бы, ну совсем чуточку, животик у него урчит.

У Пряничного Человечка рот-изюминка затрепетал, а глазки-тминки налились крохотными сахарными слезинками. Так уж твердо верил он, что всех обгонит, а теперь и сам не рад своей уверенности. Пожалел, что похвалялся да языком трепал.

И тут случилось славное. Маленький Бобби, что дремал наверху, вдруг проснулся. Во сне ему послышалось, будто зовут: «Бобби, Бобби!» Потёр сонные глаза, вскочил с постели — и даже обуваться не стал. Шмыг по лестнице босиком, заглянул в окошко — а вон они, за садом, в поле: повариха, пес Таузер и обезьянка Джокко, стоят под большим деревом.

У Бобби сердечко — прыг! — и он стрелой во двор, по тёплой гравийной дорожке, раз — и через ограду, и уже под деревом, глядит вверх на Джокко да Пряничного Человечка.

— Брось его, Джокко! — крикнул Бобби звонко да ясно. А Джокко Бобби всегда слушался: тотчас отпустил Пряничного Человечка. Полетел тот вниз, вниз, вниз — плюх! — да и угодил прямо в мягкий, заранее подставленный подол Боббиной рубашонки.

Бобби поднял Пряничного Человечка на ладони, пригляделся. Рот-изюминка опал печальным полумесяцем, в глазках-тминках сверкают сахарные слёзки. Да только Бобби после сна порядком проголодался, и удержаться уж не мог. Осторожно, но от души откусил — ам! — и съел обе ножки да кусочек туловища.

— Ой! — вскрикнул Пряничный Человечек. — На треть меня как не бывало!

Бобби снова откусил — хрум! — и доел туловище да обе ручки.

— Ой! — крикнул Пряничный Человечек. — На две трети меня как не бывало!

Наконец Бобби сделал последний, маленький укус — кусь! — и съел головку.

— Ой! — прошептал Пряничный Человечек. — Совсем меня как не бывало!

Так и окончились приключения Пряничного Человечка. Бегал он что было мочи, хвастал да зазнавался, а в конце концов уж слишком большая уверенность и довела его до беды.

А вы, укладываясь нынче спать, запомните: хитрым да проворным быть весело, но ещё лучше — добрым да незазнаистым. Хвастовство и чрезмерная самоуверенность иной раз и в липкую историю заведут — даже такого Пряничного Человечка с глазками-тминками да улыбкой-изюминкой.

Классическая поучительная сказка о хвастливом пряничном человечке, который пытается убежать от всех.

Пряничный человечек